20120213

Смена режима

Режим регулярности ежедневной отклика не вызвал..
Шо попишеш - переходим в режим ежегодной

20120209

стихийные тексты

Постоянно снятся тексты.
- Тебе денег нада?- спросил Олег
- Та не надо мне твоих денег,- ответил я.
- Тебе денег нада,- убедительно сказал Олег и достал из припухшего кошелька пару денег.- Я положу их сюда...
Он прошёл на балкон и положил их на поручни так, чтоб бумажки затрепетали на тёплом ветерке.
- Нукудатыложиш!- воскликнул я!
- А, ну тогда сюда,- перенёс деньги обратно в комнату и положил подальше от меня на полированное.
Но так как я уже вскочил, пришлось подрываться и ступать за ними.
- Так, я пошёл к двенадцатому, буду там коктейль у бассейна тянуть.
- А я?- спросил я
- А тебя туда не пустят, румынская территория, суверенная. Там Цой в субботу приезжает.
И ушёл.

Текст чёрным по белому цеплялся буковками за аж сияющую бумагу.
Текст был ясен, но стоило перепрыгнуть ниже - дрожал. Он не был фиксирован. Как вода, но не мокрая, как воздух, но видимый, смешной, как горел. Какая там ещё стихия? Земля? Нет, землёй никакой не пахло.
Текст, который не был последовательно осознан - не читался.
Я приблизил страницу - буквы были перевёрнуты. Перевернул - перевернулись буквы. Стал переворачивать медленно. В какой-то пограничный миг текст дрогнул и перевернулся. И чтоб я больше не выёбывался - стал английским. Лучшего способа зашифровать от меня - нет. Я не понимаю не только законченной американской мысли, но и выражений. У меня каждое английское слово - как общественный иероглиф, они наверняка и кота столом называют, по кол-ву ножек, их много на каждое слово, разноцветных со своими нейронами, хитроплетут, жестами подставляют слова по порядку. А слова одинаковые. А значат чё попало. Я делаю вид, что английского как бы нет. Только поэтому слушаю их музыки не отвлекаясь на о чём собственно речь.

Я понял, что, прыгая, текст не одолеть, не зафиксировать, просто не осознать. В это же время живые люди вокруг смешно шутили, это были 3 девчонки (1 из них Алёнка) и парень, имена не запоминаю. То есть 2 знакомых, 2 незнакомых человека. Но, сконцентрировав внимание на бумаге, я видел всё сказанное нами сразу в буквах.
Сон? Хорошенький сон. Алёнку воще как подменили. Полчаса назад она говорила:
“Я без точных наук теперь не могу. Ты был прав. Хотя бы 4 часа в день математики. Иногда на физику тянет. Геометрические решения завораживают. Слушай, как я раньше жила(?) Дурдом для дур. Я теперь похожа на невесту?”- зырила поверх строго-эротичных очков.
Потом я почитал афиши. Да, "Кино", то есть сейчас конец 80-х, Олег ещё не признался, что замышлял меня в родственники, Алёнку замуж мы ещё не выдавали. И люди радуются всё по-совецки, без понтов. В это время они ещё босяцкие и не здесь, где цвет молодёжей. Вполне прикольные фасончики. И вижу я ярче! То есть зрение то же, но как подтянутое видео-эффектом, зелёного что-ли переборщ?
Это я ещё провожаю Алёнку, заодно нахожу 12й, убеждаюсь, что послезавтра Цой, +, приехал я в самый раз. Под жаркой тенью деревьев полусумрак фиксируется в сгустившийся вечер, мы останавливаемся перед 12-м. Алёнка улыбается своей вечной задорной сдерживаемой улыбищей, охранники стоят чуть поодаль, безразлично подзаёбанно тупят от нахоженного с нами. Ну, я пойду попробую, может пройду за румына, это ж не к послу пройти, где привратники толком вставать не успевали, как послушно садились. Особенно секретарша в очках понравилась. А послы, оказывается, сначала немного дуются, когда на них орут, а потом тоже орут.

- ну пока!- я ухожу.
Аленка медленно поворачивается к охране. Я ушёл. Я ушёл в 12й.
- Ну чё стали?- она опечалено сжимает губы, наклоняет голову вбок, решая решительное.- Разойдись!- взмахивает руками в стороны, и охранники по мановению исчезают в растительность.
Она разворачивается к огромным дверям, чёто дёргает на себе и тянет ручку.
Я приближаюсь к контрольному окошку, изучая стену и наполняясь той блистательности, перед которой нет контрольно-пропускного.
- А я с тобой!- Алёнка приятно берёт меня подруку, с рассчитанной силой прижимаясь грудью.- Всегда с тобой))
"Точно женица надумала",- думаю я, прекрасно зная, что её ожидает ч\з пару лет другой бравый хлопец.

- Привет!ривет!ивет!вет!ет!т!т!- знакомый парень с двумя весёлыми барышнями смеются о своём, в которое попадаем и мы.
Становится смешно, мы весьма оригинально перешучиваемся, и тут я осознаю, что могу видеть происходящее как текст.
Бумага аж светится, на ней отчётливые чёрные символы. Я приближаю её, переворачиваю, ещё раз переворачиваю.
Я не знаю, как перефиксировать наши шутки. Вижу в руках движение стихий, понимаю, что это происходит довольно часто, что могу превратить бумагу обратно в реальность, что мне очень хорошо с ними, что реальности не равны, но лучше ж быть там, где лучше.
Бумага становится практически прозрачной, в ней сейчас максимум воздуха. Смешно. Девчонки жгут. Я тоже чё-то вставляю, и мы как вспыхиваем дружным сиянием. Это тот огонь, который стихия?
Бумага в руках совсем пылает, и я понимаю, что могу её превращать. И превращаю лист в 

чёткий оранжевый. Текст читается. Целиком, сверху донизу. Он остался живым и отчётливым... как можно стихию называть живой? стихийным текст остался, и теперь я могу делать с ним всё, что можно делать с текстом.
- Бананы будеш? И апельсины?- спрашивает Алёнка.
Я киваю. Я пытаюсь приоткрыть глаза, чтоб проверить, останутся ли оранжевые страницы. Вдруг они не навсегда?
Слышу звук входящего сообщения. Наташке в Италии не спится. Но монитор яркий, жмурюсь. Оранжевая страница не изменилась, текст читается спокойно-преспокойно, радостно, отчетливо. Чувствую вкус банана, одобрительно угукаю. Чтоб понять хоть о чём речь - открываю 1 глаз, чересчур они белые, эти новые сообщения, прибыли целым столбиком, слепят, закрываю глаз, тут же вкус апельсина.